Предисловие от Шеола, то есть от меня
Вспоминая вместе с друзьями Северный Город в переломную эпоху, вспомнили мы и про деревья на главной площади, символизирующие дружбу с Югом, и заговорили о новелле на эту тему, которая является как бы своеобразным пересказом "Псалма о цветущем саде". Долго ли, коротко ли, но мы её раздобыли, и вот она перед вами.
Сразу должен предупредить читателя, что эта новелла у нас не всем нравится, ( деликатная тема )
Напоследок – о названии. Как правило, новеллу именуют "ну-как-же-та-студенческая-история-про-деревья-все-знают", хотя на самом деле её знают далеко не все, в "Книгу для детского чтения" наряду с классическими произведениями она не вошлапока:) Напечатанный на Востоке для арийского Юга малотиражный вариант озаглавлен "ГардеЗанг": слово "гард" можно понимать и как "сад", и как "страж", а "занг" созвучно популярному на всей Арийской Территории слову "санг", то есть "кровь", и при этом является вариантом произношения термина "зонг", означающего песню, вообще музыкальный звук. Ну что ж, пусть таким немного искусственным, немного пафосным именем (одновременно и "Страж-Песня", и "Сад Крови") называется эта история в моём журнале, в чужом для неё мире.
ГАРДЕЗАНГ
У Зонга не было матери: новорожденного младенца подобрала на дороге одна прохожая студентка и уговорила южноарийку с маленьким сыном взять кормить и этого ребёнка. Через год женщина ушла на праздник и не вернулась, и малыши остались вдвоём.
Тёрн был типичным южноарийцем, вспыльчивым, бесшабашным, безудержным в нежности и ярости. Он был старше молочного братца на три года и считал себя взрослым: командовал Зонгом, иногда поколачивал и всегда делился с ним любой своей добычей.
Беспризорные малыши скитались по окрестностям большого южного города, клянчили еду и украшения, немного помогали в полевых и городских работах, пели и плясали за угощение. Зонг чуть ли не с младенчества начал играть на гитаре, в то время как брат танцевал. Тёрн был не по годам выносливым, считал себя красавцем, наряжался и готов был проводить в плясках всю ночь. Он имел успех у сверстников, но, как водится у ю/а, легко ввязывался в драки и пускал в ход не только зубы и когти, пятки и кулаки, но и длинный острый нож, как у взрослого.
Не раз Зонг всхлипывал от жалости, перевязывая раны брата, а тот только смеялся, шипя от боли: "Пусть все меня боятся! Ну что ты хнычешь? Тебе повезло, что у тебя такой боевой брат! Я никогда никому не дам тебя в обиду!" И Зонг отвечал, обнимая молочного брата: "Ты самый красивый и сильный на свете! Я люблю тебя так сильно, что готов отдать жизнь за тебя!"
( четыре смерти и одно превращение )
И наши мёртвые с нами.
Вспоминая вместе с друзьями Северный Город в переломную эпоху, вспомнили мы и про деревья на главной площади, символизирующие дружбу с Югом, и заговорили о новелле на эту тему, которая является как бы своеобразным пересказом "Псалма о цветущем саде". Долго ли, коротко ли, но мы её раздобыли, и вот она перед вами.
Сразу должен предупредить читателя, что эта новелла у нас не всем нравится, ( деликатная тема )
Напоследок – о названии. Как правило, новеллу именуют "ну-как-же-та-студенческая-история-про-деревья-все-знают", хотя на самом деле её знают далеко не все, в "Книгу для детского чтения" наряду с классическими произведениями она не вошла
ГАРДЕЗАНГ
У Зонга не было матери: новорожденного младенца подобрала на дороге одна прохожая студентка и уговорила южноарийку с маленьким сыном взять кормить и этого ребёнка. Через год женщина ушла на праздник и не вернулась, и малыши остались вдвоём.
Тёрн был типичным южноарийцем, вспыльчивым, бесшабашным, безудержным в нежности и ярости. Он был старше молочного братца на три года и считал себя взрослым: командовал Зонгом, иногда поколачивал и всегда делился с ним любой своей добычей.
Беспризорные малыши скитались по окрестностям большого южного города, клянчили еду и украшения, немного помогали в полевых и городских работах, пели и плясали за угощение. Зонг чуть ли не с младенчества начал играть на гитаре, в то время как брат танцевал. Тёрн был не по годам выносливым, считал себя красавцем, наряжался и готов был проводить в плясках всю ночь. Он имел успех у сверстников, но, как водится у ю/а, легко ввязывался в драки и пускал в ход не только зубы и когти, пятки и кулаки, но и длинный острый нож, как у взрослого.
Не раз Зонг всхлипывал от жалости, перевязывая раны брата, а тот только смеялся, шипя от боли: "Пусть все меня боятся! Ну что ты хнычешь? Тебе повезло, что у тебя такой боевой брат! Я никогда никому не дам тебя в обиду!" И Зонг отвечал, обнимая молочного брата: "Ты самый красивый и сильный на свете! Я люблю тебя так сильно, что готов отдать жизнь за тебя!"
( четыре смерти и одно превращение )
И наши мёртвые с нами.