Шеол и его сети

Тата:

Продолжаю, уже конкретно про девочек, как я вижу разницу в них.

Лата, которую кидает и тащит сиюминутная непереносимость "не могу терпеть глупых высказываний" – "ненавижу, когда меня тащат за руку" – "не хочу блуждать одна по лесу" – "не могу видеть этого ужаса!" – "не желаю быть в нём виноватой!" – " не могу оставаться одна наедине с этим воспоминанием" – "не могу терпеть обвинений" – "не могу терпеть вины" – "не переношу объяснений" – "не вынесу унижения – что они будут думать, что я пришла вымаливать прощение" и все остальные "я не могу и значит не буду" – именно что ребёнок.

Зрелый рассуждает "не могу, но хочу – как же это сделать всё-таки?" И его "хочу" основано на "я хочу, потому что это мне лично надо, мне это _важно_".

То есть вопрос не в воспитании устойчивости к внешним ужасам или неуступчивости к чужому нажиму, а в прокачивании устойчивого контакта с собой-настоящим: "кто я и чего хочу в жизни".

При этом внешне поведение может сильно меняться – так что про многих людей, внутри очень даже зрелых и цельных, со стороны нередко говорят "а, он не знает сам чего хочет / разбросанный / не понимает своей выгоды / нет упорства, терпения, выносливости / не хозяин своему слову / у него чувства сильнее разума" и прочее в том же духе.

Вот смотрим. Ур сперва запальчиво базарит с Латой, утверждая, что при месячных змеи всегда пристают. (Хочет оказаться правой – то есть остаться в зоне своих комфортных представлений о мире.) Потом сама же, с менсами, лезет к змеям. Где логика, казалось бы? Ясно, что полезла именно из "страха изменения понятия о себе", не хотела выглядеть трусихой. А когда змеи к ней и правда пристают – дико кричит и зовёт на помощь. Где стрессоустойчивость? А уж карабкаться через колоду и наступать на змею коленкой – это именно что "инстинктивное делание глупостей" в чистом виде.

Однако дальше Ур проявляет целеустремлённость и самообладание в пост-стрессовой ситуации: жгут наложила, по всем правилам, хоть и больно, и двинулась домой, пусть медленно и без гарантии, что дойдёт живой.

Дальше – опять вроде не виден какой-то "абсолютно осознанный выбор": Ур получила от Латы неслабую травму – но говорит, чтобы Лату не трогали. Говорит так, потому что сама же всё затеяла? – но плохо думает о Лате, больше не хочет дружить с ней. Не хочет дружить? – а как узнала, что Лата якобы где-то лежит в горячке, тут же кидается туда. Опять же – поверхностным взглядом – ни логики, ни последовательности. Ну казалось бы, держись ты чего-нибудь одного: либо обвини Лату во всём – и пусть дохнет, туда и дорога. Либо вини себя – тогда нечего отворачиваться от Латы, вымаливай её прощение. А у Ур – всё ситуативно.

Дальше. В ситуации с Латоной (этой новой девочкой, которую сперва посчитали за Лату-Марину) по сути дела, Ур оказывается в положении Латы: как бы виноватой – вдруг мистическая причина болезни в том, что Ур не захотела мириться? Так что у Ур тоже все основания и бояться вины, и бояться обвинений, и бояться что если она пойдёт ухаживать за больной – все так и поймут, что это она её сглазила и теперь вымаливает прощение. Как мы видим, Ур наплевала на эти страхи и поспешила добиться, чтобы неизвестную больную разыскали (а ты попробуй заставить серьёзных, занятых хозяйственными делами людей искать неизвестно где чёрт знает кого – ведь сведения были недостоверные, так, слухи!) А потом поспешила выехать навстречу (хотя могла бы постыдиться при всех унижаться перед злодейкой, которая сама-то отказалась к Ур придти, когда та болела). Поспешила, потому что понимала, что их встреча может быть критичной для Латы-Марины (если это она). Но и для Латоны, думаю, тоже не лишним оказалось, что Ур взялась за её здоровье ещё по дороге на асиенду.

То есть вроде ничего "специфически арийского" и "особого культурного навыка" не надо было уметь в этих ситуациях, просто Ур делала именно то, что делает зрелая личность.